«Я ходил за линию фронта». Откровения войсковых ра - Страница 37


К оглавлению

37

— Конфликты между солдатами были часто? Могли они решаться с помощью оружия?

— Такое исключено полностью, я о таких случаях никогда не слышал. В нашей роте коллектив был очень дружный и сплоченный. Серьезных конфликтов я не помню.

— Вам довелось общаться с командованием дивизии. Что это были за люди, пользовались они у солдат уважением?

— Командиром нашей дивизии с 1941 года и до конца войны был генерал-майор Глебов. Очень опытный, грамотный офицер, еще за бои на Халхин-Голе у него было два ордена Боевого Красного Знамени. За бои на Висле он был удостоен звания Героя Советского Союза. Его заместители менялись, например, после освобождения Белоруссии к нам прислали Героя Советского Союза генерал-майора Дука, который был командиром партизанской дивизии. Командование дивизии пользовалось авторитетом у солдат, но не всегда у начальства. Одно время, например, у нас начальником штаба дивизии был кавказец, наверное чеченец. Но его вскоре заменили, наверное из-за его национальности. Это был едва ли не единственный кавказец, с которым я сталкивался на фронте, так как нашу дивизию часто пополняли представителями народов Средней Азии и ни разу кавказцами.

— Были случаи, чтобы разведчики из вашей роты попадали в плен к немцам?

— Всего один раз у нас был такой случай. На Украине, возле города Новоодесса, форсировали с ходу Южный Буг и захватили небольшой плацдарм. Наши артиллерия и танки отстали, а немцы контратаковали, и пехота не выдержала. Группе наших разведчиков поручили остановить бегущую пехоту. Но сделать это не удалось, их отбросили к самой реке, а одного из наших разведчиков завалило в окопчике, когда по нему проехал немецкий танк. Ночью он очухался и пошел в село, так как мы уже стояли там до этого в одной из хат. Он нашел этот дом и спрятался там под кроватью, чтобы переждать день, а ночью попытаться перейти линию фронта, но его нашли. В плену он представился простым пехотинцем, и ему поверили, поскольку в том бою попало в плен до сотни наших солдат. Его не расстреляли и даже оставили работать при кухне, где он колол дрова, чистил картошку. А в одну из ночей, во время немецкого отступления, когда его заставили нести ленты к пулемету, он с этими коробками перешел через линию фронта как раз на участке нашей дивизии. Он успел попасть к нам в роту и рассказать обо всем, что с ним случилось, но его, конечно, сразу забрали в особый отдел, и больше мы его никогда не видели и не знаем его дальнейшей судьбы… Мы ничего не могли для него сделать.

— Со «штрафниками» доводилось сталкиваться?

— «Штрафниками» нас не пополняли. Был случай на Шерпенском плацдарме, когда мы ходили в «поиск» вместе с группой из «штрафников». Но они оказались слабо подготовлены, сильно шумели, немцы нас обнаружили и обстреляли. Мы вынуждены были отойти, не выполнив задания. Несмотря на это, те из «штрафников», кто был ранен при отходе, были реабилитированы как «искупившие кровью», зато нас ругали за невыполнение задания…

— А с «заградотрядами» вы встречались?

— За все время моего пребывания на фронте с «заградотрядами» мне ни разу не довелось столкнуться. На Украине я попал госпиталь, а после него всех выздоравливающих направляли в запасной полк, я же твердо был намерен вернуться в свою роту. Поэтому, не дожидаясь выписки, без документов, я пешком отправился в свою часть. Меня, конечно, могли задержать, и у меня точно были бы неприятности, но мне повезло, и я успешно дошел до своей роты и продолжил воевать.

О том, что «заградотряды» в спину стреляли нашим войскам, я ни разу не слышал.

— Вам довелось воевать только против немцев?

— Мне довелось воевать против немцев, а в Молдавии и против румын. Немцы, конечно, были хорошие солдаты. Дисциплина у них была на самом высоком уровне. Стойкие, умелые, знающие свое дело солдаты. Но тут, конечно, нужно учитывать и период войны. В 1943 году они были заметно наглее, и даже пленные солдаты вели себя вызывающе, а в конце войны они и в плен легче сдавались. Взять тот же эпизод, когда я вел переговоры о сдаче в плен с немцами в Познани. В 43-м они бы и близко меня не подпустили, расстреляли бы на месте… А тут и выслушали, и капитулировали.

Румыны по сравнению с немцами были заметно слабее подготовлены и вооружены. Моральных стимулов воевать у них тоже не было, и поэтому они, конечно, сражались гораздо хуже немцев.

— С «власовцами» вам доводилось сталкиваться?

— Возле Днестровского лимана запомнился такой случай. Кавалерийская дивизия из корпуса Плиева совершала рейд по тылам фашистов, а отходившие из Одессы немецкие войска прижали ее к самому лиману и здорово потрепали. Один из кавалеристов был пленен «власовцем», который прекрасно понимал, чем закончится война. Он убил нашего кавалериста, забрал документы и переоделся в его форму. Когда наша дивизия освободила эту деревню, к нам обратилась местная жительница: «Это предатель. Он жил в моем доме». Мы его, конечно, арестовали, и на допросе он во всем признался, но его передали в вышестоящий штаб, и чем закончилась эта история, я не знаю.

Ненависть, конечно, к «власовцам» была огромная. То, что «позволительно» было немцам, нашим предателям не прощалось. Но случаев расправы над ними я лично не видел.

— Вы были два раза контужены и один раз ранены.

— Ранен я был легко. Первый раз меня контузило возле села Долненькое в Харьковской области. Мы попали под сильнейшую бомбежку, говорят, что немцы нас тогда бомбили силами трех авиаполков. Пару дней пришлось провести в медсанбате.

37